Дар ненапрасный

06.21.2012 | Автор: Виктория Райхер

...У нас в холодильнике поселился белый лимон. Я пекла пирог и на терке стерла с лимона цедру. И убрала в холодильник: за несколько дней, думала, весь уйдет в чай. Но прошел день, два, три, а он все еще лежит. Сохнет. Кто-то взял другой лимон, желтый, и его потихоньку нарезают в чай. А тот, белый, никто не берет. Он необычный, странный, непривычно выглядит, ну его. Никто не знает, чего от него ожидать....

Илан – очень способный мальчик. Ему всего пять лет, а он считает в уме быстрее папы, читает сложные книжки, умен и разговорчив. Любит гостей, на равных общается со взрослыми. «Такое впечатление, - восхищаются окружающие, - что ему не пять лет, а десять».

Но после того, как уходят гости, Илан начинает плакать. Отказывается идти спать, спорит с каждой маминой фразой, требует другой банан, другой йогурт и другой глобус, кричит на весь квартал из-за того, что его любимая пижама оказалась в стирке. «Такое ощущение иногда, - вздыхает мама, - что ему не пять лет, а два года».

...К пяти годам я прочла всего Дюма. Моей любимой книгой были «Три мушкетера». «Графа Монте-Кристо» я тогда же прочла по-французски. Презирала все детское. Когда мне говорили «давайте помяукаем как кошки», я крутила пальцем у виска. Мне было интересно про любовь, предательство, коварство и героизм. А вот бегать я не любила и не умела, прыгать ненавидела, крутить скакалку у меня не хватало сил. Когда девочки играли в классики, я читала книжку...

Ребенок растет и развивается во многих направлениях сразу. В один и тот же день он успевает попрыгать вверх и вниз, почитать, посчитать, поделиться игрушками (или не поделиться), поплакать из-за ухода друга, поцеловать сестру и дернуть ее за косу, подраться, поесть, уронить стакан и убрать осколки, посмеяться над волком, бегущим за зайцем, и заснуть, держась за мамину руку. В нем одновременно и непрерывно развиваются физика, психика и когниция. Проще говоря, тело, душа и мозги. Развиваются одновременно - но не равномерно.

Как правило, в любой период времени заметней всего продвигается одна какая-нибудь сфера. Сегодня ребенок научился отлично прыгать, завтра - начал решать задачи, которых раньше не решал, а послезавтра перестал плакать при виде крови из порезанного пальца. Ему всегда немножко больше и немножко меньше лет, чем есть на самом деле. Точнее, его «на самом деле» складывается из суммы этих колебаний.

У одаренного ребенка развитие таланта по умолчанию обгоняет все остальное. Это не значит, что он начинает играть на скрипке раньше, чем ходить, но основной ресурс всегда направлен в сторону одаренности. К тому же, талант растет настолько быстро, что маленький организм элементарно устает.

В результате, психика пятилетнего вундеркинда, «развитого на десять», оказывается моложе своих пяти лет. Но уровень поддерживаемого ребенком разговора, количество его знаний и убедительность суждений заставляют взрослых сравнивать эти психологические «меньше, чем пять» не с реальными пятью, а с когнитивными десятью годами. Разница оказывается настолько велика, что поневоле озадачивает. Он же такой умный, он же все понимает! Отчего же ведет себя хуже того, кто не понимает ничего?

 «Понимает» – действительно, многое. Но пока не может осознать. За его пониманием не стоит тот уровень психической зрелости, который мы интуитивно ожидаем от очень умного ребенка, и которого в нем еще нет и не может быть.

 ...В моем словаре в четыре года были выражения типа «унизить», «оскорбить»  и «смывается только кровью». Витя Матюхин толкнул меня во дворе, и я упал. А на следующий день он выходит гулять, как ни в чем не бывало, и говорит «Привет!». Я вообще не понял, о каком «привете» может теперь идти речь. Меня оскорбили! Вити Матюхина больше не существует на свете. Если он приближался, я начинал кричать, и кричал до тех пор, пока его не уводили домой. Или меня...    

Шон, приятель Илана из кружка юного физика, молчалив и замкнут. Шон решает задачи для третьего класса, но никогда не выходит к гостям и сторонится других детей. С Иланом они ладят только под присмотром бабушки. Стоит бабушке отвлечься, как Шон уходит играть с конструктором, а Илан принимается рыдать, что его никто не любит. 

Замкнутость и отрешенность – обратная сторона той же медали: психика не готова адекватно воспринимать реальность. Илан «выбрасывает» эмоции, разряжаясь слезами и криком, Шон предпочитает просто не связываться. Уровень его эмоциональной хрупкости настолько высок, что организм либо заведомо избегает бурь, уходя в себя при первых признаках напряжения, либо включает режим «я в домике» в момент эмоционального перегрева.

Именно безопасного «домика», не внутреннего, а внешнего, часто не хватает одаренным детям. Родители говорят с ними на взрослом языке, воспринимая не в меру развитого пятилетку практически равным себе. А самому пятилетке нужно место и возможность для расслабления. Нужно пространство, где он сможет оставаться маленьким.

Предоставить такое пространство не очень сложно. Нужно просто держать в голове, что супер-развитость одаренного ребенка исчерпывается рамками его одаренности. Даже если сам он считает иначе, восставая против домашних правил или пытаясь учить родителей жить. В защищенном пространстве одаренный ребенок сможет капризничать (несмотря на то, что он такой умный), залезать на колени к папе (хотя он такой взрослый), скандалить (а за пять минут до того - анализировать Шекспира), и все это – без отсылок к тому, как он хорош на пике своего таланта. Одновременно с этим у него не прокатит воспитывать маму (несмотря на то, что он такой умный), ему не придется принимать жизненно важных решений (хотя он такой взрослый) и не понадобится отвечать за все, что с ним происходит, с позиции своей исключительности.

Это, конечно, не означает вседозволенности. Одаренность не оправдывает безобразий, как и не предотвращает их. Речь идет о том, чтобы снять с одаренного ребенка завышенные поведенческие ожидания и дать возможность вести себя на свой настоящий возраст. Этот возраст за два часа может качнуться с двух лет до десяти и обратно, сбивая с толку и взрослых, и самого ребенка. Окружающие недоумевает: сколько же тебе лет на самом деле?

А ему, на самом деле, немножко пять, немножко десять, а немножко – два. И в каждой ситуации его возраст будет меняться, каждый раз. Ведь даже сорокалетний гений – в чем-то ребенок. И даже ему временами нужно отворачиваться от дипломов и званий, в большом количестве висящих на стене. 

*  *  *

...Мальчику, сыну соседей, провели тест на одаренность. Он недобрал десять процентов требуемых баллов. Родители взяли частного преподавателя, и через год опять отправили ребенка на тест. Теперь он недобрал пять процентов. Родители сменили репетитора, взяли справку, что во время второго теста у ребенка была температура, и добились теста в третий раз. В третий раз он сдал его на девяносто девять и восемь десятых процента. Я сказала – возьмите еще одну справку, в четвертый раз он сдаст его на сто четыре и девять десятых процента. Соседка со мной не разговаривает до сих пор…

Сам ребенок не знает, одаренный он или нет. Для него то, как он соображает, рисует или поет – это данность, такой же непреложный факт, как цвет волос или рост. Ребенок не определяет себя ни как «способного», ни как «неспособного» - за него это делают взрослые.

Взрослым очень хочется, чтобы юный гений полностью и без остатка раскрыл свой талант. Хорошо, если при этом самого гения за уши не оттащишь, например, от скрипки. А что делать, если он обладает абсолютным слухом, уникальной растяжкой пальцев… и стойким отвращением к музыке? В глазах родителей первые два качества, как правило, без труда перевешивают третье. И начинается длительная торговля, в которой главный аргумент – это «ты же такой способный».

Не был бы способным, не пришлось бы мучиться. Неодаренный Эсав гоняет на велике по двору, а одаренный Яков тарабанит гаммы. Кем из них лучше быть с точки зрения любого нормального человека?   

Отношения с собственным талантом закладываются в детстве. Для кого-то одаренность, способности, умения – повод для гордости и способ получения удовольствия. Другие же в детстве убеждены, что лучше бы они были такими, как все. Потому что «всем» - хорошо. Их не ругают за нерешенную задачу, не водят на дополнительные уроки, а главное – не корят: «Обычные дети пусть залезают на дерево и прячутся там от бабушки, но ты… Как ты мог?!?».

Еще до того, как одаренный ребенок окажется в садике или в школе, неведомые «обычные дети» могут заочно стать для него объектом зависти и классовыми врагами. Обычные дети могут часами торчать на балконе и плеваться в прохожих, им не предстоят экзамены в школу для одаренных, они могут в один и тот же выходной пойти сначала на день рождения, а потом – в кино, они не знают пяти языков, поэтому не читают ни на одном. У них, похоже, очень легкая жизнь. Им повезло.

Невезучий одаренный Яков чувствует неприязнь и к скрипке, и к Эсаву, не играющему на ней. И все это – в результате давления, которое на него оказывают дома. Ведь он такой одаренный, поэтому должен. Всем и всё.

...В детском саду спросили, «какая твоя любимая передача», и все ответили – «Спокойной ночи, малыши» или «мультики». Я тоже любила мультики, но мне было неудобно в этом признаваться. Поэтому я сказала, что больше всего люблю программу «Время»...

Любые родительские упоминания об одаренности формируют отношения между одаренностью и ребенком. Если эти упоминания положительные – похвала, ободрение, гордость – то и отношения формируются положительные. Если же отсылка к способностям регулярно служит для иллюстрации недостаточного старания или непростительного разгильдяйства, ребенок начинает маяться от несоответствия своим способностям и родительским ожиданиям. И, бывает, так и мается всю жизнь.

*  *  *

...В школе меня считали задавакой. Как-то королева класса Даша Алексеева с подружкой Ленкой подошли ко мне и спросили: «Знаешь, почему мы не хотим с тобой дружить?». Я ужасно удивилась. Мне казалось, это я не хочу с ними дружить. Но спрашиваю: «Почему?». Они говорят: «Потому, что ты – воображала!». Я замялась. Я была вежливой девочкой и мне было неудобно ответить «А вы дуры»...

Основной мотив отношений между одаренным ребенком и стандартным коллективом – это неравенство, раздражающее обе стороны. У одаренного ребенка многое получается гораздо лучше, и все вокруг отлично это замечают. Сам он тоже отлично это замечает, все выше задирая нос и параллельно чувствуя себя безгранично одиноким среди других детей. Круг замыкается: чем хуже дети относятся к одаренному ребенку, тем высокомерней и отчужденней он себя ведет, чем сильнее дети ощущают его высокомерие, тем хуже они относятся к нему. Если ребенок – гений в поднятии штанги или в боксе, у него хотя бы не будет проблем с физической стороной вопроса (зато могут начаться проблемы с директором школы). А вот юному художнику или поэту придется туго.

Родители часто тоже не знают, что делать в такой ситуации. Они подкрепляют ребенка в его высокомерии, оперируя выражениями типа «ты – умница, а они – идиоты», он без труда усваивает информацию, и пропасть между ним и одноклассниками продолжает расти.

...В старшей группе детского сада я влюбился в девочку. Решил написать ей любовное письмо. Долго формулировал, обдумывал, на каком языке писать – по-русски или по-английски. Написал по-русски, длинно, обо всех моих чувствах к ней. Не спал ночь, сгорал от стыда. Ревел в подушку. Пришел в садик, передал ей письмо. Она развернула бумажку, чтобы посмотреть, что в нее завернуто. Обнаружила, что ничего, выбросила письмо и убежала. Моя любимая девочка еще не умела читать...

 Иногда отчаявшиеся взрослые пытаются подкупить детей, зазывая злейших врагов к себе домой и выдавая всем подарки. Это, в принципе, работающий способ урегулирования отношений, с одним только «но»: он должен идти от реального желания родителей подружить ребенка с одноклассниками. Подружить – то есть помочь создать общую базу для общения, найти общие интересы, выстроить доверие и приязнь. Если родителем движет именно это, у ребенка есть хороший шанс приобрести друзей.

Но чаще всего родители пытаются не сблизить ребенка с одноклассниками, а задобрить их, чтобы они «простили» одаренной детке ее одаренность. Или позарились на подарки и заткнулись уже, наконец. А дети охотно берут подарки и не менее охотно продолжают издеваться над бедным вундеркиндом. Закономерно подозревая, что именно таким образом поток подарков не иссякнет никогда.

 ...Через два дня после того, как мой сын Даниэль пошел в первый класс, меня неожиданно вызвали в школу. Даник был совершенно идеальным ребенком, никогда с ним не было проблем. Вечно сидит где-нибудь с книжкой, или задачи решает сам для себя. От меня требовалось только выдавать ему эти задачи. И вдруг – вызов в школу! Я бегу. Меня встречает милая, славная Оделия - учительница первого класса, и отчитывает за то, что Даник знает таблицу умножения. Что я с ним, говорит, теперь буду делать целый год? Я растерялась. И как же, спрашиваю, нам теперь быть? Оделия задумалась. Ты, говорит, перестань с ним так интенсивно заниматься, может, он ее забудет? Я говорю – вряд ли… Оделия хмурится. А зачем ты вообще прислала его в школу, если он уже выучил таблицу умножения? Я ответила – как зачем, учиться строить отношения с людьми!..

Ничего не поделаешь: в неподходящей среде одаренному ребенку будет плохо. Слабый детский сад, плохая школа, нелюбопытный класс, другие по уровню дети – все это гарантирует слишком заметное неравенство между одаренным ребенком и окружающими.

Помимо этого, ему будет просто скучно. Скука и плохие отношения  – прекрасная база для ненависти к социуму вообще. Поэтому, насколько это возможно, стоит найти одаренному ребенку подходящий по уровню детский сад или школу. Возможно, не все в его группе будут гениями (все гениями в принципе не бывают), но одного смышленого друга с развитой фантазией хватит для построения совместной Швамбрании в коридоре. Главное – чтобы вокруг была дружелюбная и стимулирующая среда.

А что делать, если хороший сад или начальная школа недоступны? Нет денег, нет технической возможности, некому возить? Одаренные дети рождаются не только у миллионеров. Приходится заранее учитывать и сглаживать неминуемые проблемы - еще до того, как ребенок окажется чужим среди чужих.

...Я выходила во двор и звала всех играть в короля против кардинала. Кто такой «король», дети худо-бедно знали. С «кардиналом» было хуже. Стоило мне со знающим видом углубиться в тонкости католической церковной иерархии, как сверстники разбегались с криками «Кардинала - крокодила! Милка дура их водила!» Так и обзывали все детство: Мила-крокодила. Из-за кардинала….  

Одаренного ребенка легко и приятно обучать. При одном условии: он должен понимать, чего именно не умеет, и зачем ему это уметь. Если сверстники все дураки и уроды, то логично не иметь с ними ничего общего. Если мы учимся с ними общаться – стало быть, признаем, что этот контакт каким-то образом улучшит нашу жизнь. 

В качестве обучения стоит, к примеру, играть с ребенком в ролевые игры – моделируя возможные ситуации из детской жизни и на конкретных примерах показывая, чем хороша совместность, дружба, общение с теми, кто вокруг. При этом придется все время меняться персонажами, чтобы не закреплять ситуацию, в которой мама играет за всех ключевых героев, а ребенок – исключительно за упрямого ослика, раз в пять минут говорящего «не хочу». Рассказывать сказки с большим количеством диалогов, объяснять, как можно отвечать другим детям, как инициировать общение с ними и реагировать на инициативу с их стороны – в том случае, если ты хочешь с ними поиграть, и в том случае, если нет.

Вдобавок к сказкам и ролевым играм, замученным родителям одаренного ребенка придется приглашать в гости других детей (без взрослых) и на равных участвовать в играх, сближая детей и помогая общаться между собой. Чем больше у необычного ребенка будет друзей к моменту прихода в детский коллектив, тем легче ему будет прижиться в этом коллективе. Или хотя бы меньше будет травма, если прижиться так и не выйдет.

Кроме того, имеет смысл развивать в одаренном ребенке не только то, в чем он силен, но и то, в чем он обыкновенен. Как минимум для того, чтобы на час в неделю он мог расслабиться и почувствовать себя невидимкой, свободным от собственной исключительности. Необязательно посылать хилого пианиста в секцию классической борьбы (в особенности если он ненавидит спорт). Но талантливый художник может неожиданно хорошо раскрыться в музыкальной студии. А талантливый математик – с удовольствием заниматься в кружке керамики.

В керамике он не слаб и не силен, он невнимательно размазывает краску по кувшину и болтает с народом вокруг. Возможно, именно в кружке керамики у него появятся друзья.

...Больше всего я любил играть в футбол. Я был высоким и толстым, поэтому меня охотно брали вратарем. Когда прилетал мяч, я просто выпячивал грудь и раскидывал руки. Мяч отскакивал от меня. И все кричали: «Толстый, молодец!». Это было единственное место, где «толстый» звучало как «классный»...

 *  *  *

Родители одаренных детей нередко чувствуют избыточную ответственность на своем родительском пути. К ним выше требования – от себя и от социума, в них очень силен страх «испортить» или «не суметь воплотить». Напряжение передается и самим одаренным детям, которые тоже начинают бояться не суметь воплотить свой талант или чего-то в нем испортить. А на самом деле, одаренному ребенку требуется то же, что и любому другому: максимум принятия и любви, максимум возможностей и минимум давления и стресса.

У одаренного ребенка есть своя специфика, которую сложно пропустить, но в целом с ним работает тот же принцип, который Винникот возвел в главный принцип родительства: не нужно быть идеальным, нужно быть достаточно хорошим. Родитель дает ребенку все, что может – и получает то, что получает. С одаренным ребенком – точно так же, как с любым другим.

Ему не нужно, чтобы мы целиком положили себя на развитие его одаренности. Ему нужно, чтобы мы дали ему быть самим собой. С пониманием того, насколько он отличается от остальных – а насколько похож на всех, в своем желании быть любимым и не расплачиваться ни перед кем за свой талант. 

Виктория Райхер

Автор благодарит Дину Альперович, Марию Блинкину-Мельник, Олега Евстигнеева, Людмилу Рогозину и Евгению Шуйскую за помощь и поддержку в подготовке этой статьи.